Очень личная война

Глеб Лавров, аналитик БИСИ

Бабушка с дедом познакомились в 1946 году. Она была в профсоюзе Оперы. И хотя далеко не студентка, но комсомолка, спортсменка и просто красавица. Он, вернувшись с Дальнего Востока, служил в разных белорусских труппах. Но в целом война не была их общим воспоминанием. Может, в том числе и поэтому в доме Девятое не было СЕМЕЙНЫМ праздником. Дом открытый, всегда гостеприимный. Но не Девятого. Как-то не повод для веселья. Хотя не потому, что не праздник… Так уж повелось.

Очень личная война

У бабушки из восьми братьев и сестер войну пережили только трое. Ее саму оккупация застала в Минске. Три раза ей здесь шили Желтую звезду. В первый раз она просто ушла из колонны, которую вели в гетто. Сказала, что на всех у полицаев патронов не хватит – «развернулась и ушла». Вслед даже не стреляли. Во второй раз ее взяли по наводке, пришили звезду. Определили «копать какие-то ямы». Вероятно, рвы где-то под Минском. В один день она попросила товарок-евреек забросать прямо там, в ямах, землей. Сказала, если найдут и застрелят – так «она уже лежит». На закате конвойные пересчитали оставшихся работниц, постреляли в ямы, ну, для острастки. В нее не попали. Ночью она выбралась. Тем и спаслась. А третий раз ее искали уже намеренно. И нашли. И пришили звезду. И посадили в карцер при гетто. Там она и три ее сокамерницы разобрали за несколько дней одну стену. Но на побег решилась только моя бабушка. Всегда была такой: сказала, в лагерь не поедет – «пусть убивают здесь». И хотя ее схватили в момент, когда выбиралась, но не убили. А дальше случилось удивительное: представитель комендатуры посчитал, что семитка не может так стремиться к свободе. У нее взяли кровь и выдали ей справку, что бабушка – арийка. Это моя-то бабушка.

И одна эта справка спасла жизнь двоим – ей и ее родной сестре.

Очень личная война

Моя бабушка Юзефа Лаврова (слева) с коллегой. Довоенное фото

Когда ту, выносившую для своих бинты из немецкого госпиталя, взяли на выходе, да еще и с комсомольским билетом в туфле, казнь, казалось, была неизбежной. Ее должны были повесить с табличкой «жидовка-партизанка».

Бабушка пришла в комендатуру и на немецком, который учила еще до войны в техникуме в Ленинграде, осведомилась, как у «арийской женщины» может быть родная сестра – еврейка? Немецкий бюрократизм тогда и поборол. Обеих женщин угнали в Чехию. На работы. Там на бабушку вышли через сестру подпольщики. Она организовала им вынос продуктов со склада столовой при местном военном объекте – танкштелле. «Воровали мешками и бочонками». Выносили пудовыми брусками замороженное до состояния льда масло, заливая его водой, а сверху – помоями. Проверяющие тыкали в жижу специальным прутом, брезгливо кричали, чтоб вывозила. Она катила тачку и сбрасывала груз в выгребную яму. Ночью его оттуда доставали чехи. Эти же чехи, после прихода наших, после освобождения, и выдали сестрам справки, что обе были участницами подполья. С тем они и вернулись.

У бабушки – «белое платье в горох и туфли на абцасах», и две справки: в том, что она арийка, и в том, что – подпольщица. Моя бабушка. Советская полячка, арийская еврейка и чешская подпольщица. Ну, что б уж все заодно.

Очень личная война

Дед должен был эвакуироваться с театром. Здесь в Минске осталась его первая семья – жена и двое детей. Когда пришли вести, что все они погибли, он записался на фронт. А там… С июля 43-го в 96-й Иловайской стрелковой дивизии Первого Белорусского фронта. В августе 44-го в бою под польским селом Мячиславув расчет под его командованием огнем миномета истребил 13 фашистов, чем способствовал успеху боя. В октябре при штурме города Шталлупенен, теперь это Нестеров под Калининградом, отразил контратаку немцев, выведя из строя 15 из них. В ноябре 44-го дед вовсе стал ординарцем начальника политотдела. А 26-го апреля 45-го где-то юго-западнее Берлина, при возвращении в расположение полка, их машину атаковали. Атаку только чудом удалось отбить, не потеряв никого.

Об этом я знаю из текста приказов о награждении двумя медалями «За отвагу» и орденом «Красной Звезды». Награждении моего деда.

О том, как, когда он был ранен в руку и в лицо осколками, как на время потерял возможность говорить из-за контузии, или о том, как он несколько суток выносил друга из какого-то болота, потому что тот не хотел «лежать в воде», а потом все же «умер на твердом» – на земле, об этом дед никогда мне не рассказывал. Об этом тоже. Об этом я знаю из рассказов его сына – моего дядьки, который вытребовал эти истории у дедовских друзей.

Да, и о том, что дед бывал на Дальнем Востоке, мы знаем лишь потому, что в Минск он вернулся только в 46-м. Тут и познакомился с бабушкой.

Девятого дед, обычно, молча переключал каналы так, чтобы не попасть на рассказы о войне. А бабушка с утра готовила стол, но потом всегда быстро брала меня за руку и мы уходили в город к ее подругам по Оперному. И вот там-то были и рассказы, и песни, и тосты. А у нас, во всегда гостеприимном и открытом доме, Девятого было как-то не до веселья… Так уж повелось.

Лавров Георгий Степанович (1910-1992)
Лаврова Юзефа Ивановна (1916-2001)